— Данилов, ты ужинать будешь? — крикнула она, задрав вверх голову, и прислушалась. Из спальни не долетало ни звука. — А, Данилов?
— Да, спасибо, — сказал он совсем близко, и Марта вздрогнула. — Ты остаешься ночевать?
Она пожала плечами, глядя, как разгорается огонь под красной кастрюлей.
— Если остаешься, я открою вино.
— Я вполне могу тяпнуть и поехать.
— Нет, — сказал Данилов твердо, — не можешь. Снег, дороги очень плохие.
— Наплевать на дороги, — пробурчала Марта. — Давай свое вино, Данилов.
— Значит, остаешься, — подытожил он. — Что у нас? Мясо или рыба?
К рыбе полагалось белое вино, а к мясу красное. И никогда наоборот.
Правила есть правила. Запивать шампанским картошку — преступление.
Локти на столе — ни в коем случае, даже дома. Пиво из горла — отвратительно.
— У нас рыба, — проинформировала Марта, — я с ней возилась целый час. Постарайся выразить что-то вроде восхищения.
— Постараюсь, — пообещал Данилов. Подумал и добавил: — Я всегда очень благодарен тебе за твои усилия. Спасибо.
— Пожалуйста.
Он осторожно вытащил пробку и посмотрел на Марту.
— Что с тобой? Ты чем-то расстроена?
— Ничем я не расстроена.
— Работа? Или… Петя? Он в Москве?
— Улетел, — сообщила Марта, — на три дня. Скоро прибудет. Просил не скучать.
— А ты скучаешь? — спросил Данилов рассеянно.
Ну как с ним разговаривать? Как?!
Марта сердито уселась за стол, немедленно поставила на него локти и залпом выпила полбокала. Вернее, не бокала, а того количества вина, что Данилов налил ей.
Данилов молча смотрел на нее.
— Я беременна, — выпалила она и допила вино. — Наливай еще.
Данилов ничего не понял.
— Ты… что?
— Я ничего, — ответила Марта злобно, — со мной все отлично. Я в интересном положении. Жду ребенка. С женщинами время от времени такое случается.
Данилов подлил ей вина. И себе подлил тоже.
— Я поздравляю тебя, — сказал он растерянно, — это хорошо. Это хорошо, да?
Хорошего было мало.
Ему не нравился ее Петя, не нравился его образ жизни, не нравилось его отношение к Марте. Ничего не нравилось.
Петя любил сало, жареную картошку и, подвыпив, заставлял всех петь хором «на тот большак, за перекресток». Кроме того, он писал стихи и декламировал их при каждом удобном и неудобном случае. В особо патетических местах голос у него дрожал и срывался — «от чувств-с», как говорил дед Данилова, когда рассказывал про очередную защиту очередной докторской, на которой ему приходилось присутствовать. Марту Петя интимно прижимал к своему боку, слегка трепал по коротким волосам и говорил задушевно, что ему «никогда не везло с женским фактором и вот наконец-то повезло».
Впервые увидев Петю, Данилов весь вечер молчал, а на следующий день спросил у Марты, откуда она взяла этого орангутанга.
Марта раскричалась и разобиделась.
«Мне надоели аристократы со следами вырождения на физиономиях, — кричала она, — мне надоели игры в высший свет! Я недавно была на одной вечеринке, там все были из „Маккензи“ и „Андерсен Консалтинг“! Я думала, что сдохну от их чванливых постных морд и рассуждений о карьере! Бизнес требует, бизнес пошел, бизнес не пошел!.. Сопляки в дорогих галстуках, клерки, а морды, а речи — как будто они воротилы Уолл-стрита! Вилки научились держать и уверены, что лучше всех!»
«А Петя? — спросил Данилов. — Он вилку не умеет держать и этим чрезвычайно горд, верно?»
После этого они не разговаривали, наверное, недели две, что случилось с ними первый раз в жизни. Потом Данилов не выдержал, позвонил и помирился.
А теперь вот оказывается, что она беременна.
Конечная станция. Дальше рельсов нет, господа пассажиры. Покорнейше просим выйти.
Марты Черниковской в жизни Данилова больше не будет.
— Когда ты об этом узнала? — спросил он сосредоточенно, как будто это имело значение.
— Вчера.
— А… Петя знает?
— Петя не знает. Давай я положу тебе рыбу, Данилов.
— Спасибо.
Некоторое время они вежливо жевали, стараясь не встречаться глазами.
Потом Данилов подлил вина и вдруг спохватился:
— А тебе можно?
— Что? — спросила Марта и перестала жевать.
— Вино.
— Данилов, мне нельзя напиваться в стельку каждый день. Не в стельку и не каждый день — можно. Ты что? Теперь станешь обо мне заботиться?
Данилов пожал плечами:
— Стану.
— Ты и так зануда, Данилов, — пробормотала Марта. — А уж если начнешь проявлять заботу, я от твоего занудства погибну.
Странное дело. Необыкновенная, купленная в супермаркете форель, на которую Марта потратила чертову уйму времени, не имела никакого вкуса, как вываренная в супе капуста.
Может, у нее в организме уже начались необратимые изменения из-за беременности? Вчера, когда она не знала об этом, никаких изменений не наблюдалось.
Все дело в Данилове. В его вежливости, занудстве, сдержанности и правиле ни о чем не расспрашивать.
Если бы Марта узнала, что он беременный, она бы от него не отстала. Она бы выведала все, во всех подробностях.
К несчастью, все было наоборот. Марта фыркнула и закашлялась. Данилов — ясное дело! — немедленно вскочил, готовый в любую секунду прийти на помощь.
— «Скорую» пока не вызывай, — кашляя, попросила Марта, — может, еще рассосется.
Он сел с той же готовностью, с какой только что вскочил. Марта перестала кашлять и посмотрела на него печально.
За пятнадцать лет дружбы она так и не смогла понять — то ли он патологически равнодушен к людям и к ней в том числе, то ли умеет слишком хорошо скрывать свои чувства и заметить их со стороны вряд ли вообще возможно, то ли трусит так, что строительство оборонительных сооружений стало главной целью его жизни.